Многие из выдающихся писателей играли в шахматы и любили их. Но в жизни великого юбиляра — Льва Николаевича Толстого шахматы занимали совершенно исключительное место, особенно в последние годы его жизни. Если проследить жизнь Толстого по дневникам и воспоминаниям близких к нему лиц, то остается только удивляться: как мог Л.Н. при той напряженной умственной работе, какую он вел до самой смерти, отдавать столько времени шахматам. А Лев Николаевич играл в шахматы в последние годы почти ежедневно, находя для них время, несмотря ни на какие события и треволнения дня. Очень часто Л. Н. садился за шахматную доску в тяжёлые и неприятные моменты своей жизни, ища в шахматах не только отдых, но и забвение. Можно с несомненностью сказать: шахматы очень скрашивали последние годы Толстого и помогали ему в его тяжелой семейной трагедии. К шахматам, как и ко всему, за что он брался, Л. Н. относился с увлечением и свойственным ему юношеским жаром. По свидетельству постоянного партнёра Толстого — Л.Б. Гольденвейзера, «в шахматы Л. Н. играл очень недурно, обычно атакуя противника без достаточной оценки положения и ресурсов для атаки, вследствие чего игроку с большой выдержкой он должен был проигрывать много партий. Когда Лев Николаевич выигрывал, он по-детски радовался, при проигрыше искренне огорчался. Если он делал в шахматах грубый промах и замечал это, он хватался за голову и необыкновенно громко вскрикивал: — А-а…, — чем часто пугал присутствовавших в комнате».
О том, что Л.Н. играл с увлечением, рассказывает в своем дневнике и секретарь Толстого — Б. Ф. Булгаков; он приводит подлинные слова Толстого: «Мы с Сухотиным ровно играем — говорил Л.Н. о шахматах — только он играет спокойно, а я вот по молодости лет все увлекаюсь» (запись эта относится к 12 июня 1910 года).
Тема «Толстой-шахматист» настолько обширна и ответственна, а материал настолько громаден, что эта сторона биографии Л.Н. должна быть подвергнута отдельному добросовестному и тщательному изучению. На это потребуются, вероятно, многие месяцы, но благодарность задачи с лихвой окупит затраченное время. Специальное исследование о Толстом-шахматисте явилось бы ценным вкладом в сокровищницу мировой культуры шахмат, имевших в лице Л.Н. своего лучшего друга.
Работе исследователя помогут записи А.Б. Гольденвейзера, который, будучи сам большим любителем шахмат и культурнейшим шахматистом, понимал всю ценность шахматной игры и добросовестно отмечал в своих записях все свои встречи с Л.Н. за шахматной доской; записи Гольденвейзера, посвященные Толстому-шахматисту, не являются изолированными, а органически связаны с общим описанием жизни Л.Н. и очень помогают усвоению облика Толстого — шахматиста.
Не считая возможным давать сейчас хотя бы самую общую характеристику Толстого-шахматиста, автор настоящих строк ограничивается лишь приведением нескольких отдельных кусочков, имеющих отношение к шахматной биографии Толстого.
Л.Н. часто в разговорах приводил сравнения и примеры из области шахмат, косвенно высказывая при этом и свое отношение к самым шахматам.
Однажды (это относится к 1905 году) заговорили о писательстве. Л.Н. сказал:
«Удивительно, — во всяком, даже маленьком, деле нужно обдумать все много раз, со всех сторон прежде чем сделать. Все равно, если будешь рубаху шить или даже просто делать шахматный ход. И если не обдумаешь, сразу все испортишь — рубахи не сошьешь, партию проиграешь. Только писать можно все, что угодно, и не только не замечают этого, но можно и писателем прослыть». («Вблизи Толстого» — А.Б. Гольденвейзера).
После ряда проигрышей Гольденвейзеру, Л.Н. выиграл у него партию и сказал по этому поводу:
«Вот хорошо, а то я хотел совсем перестать играть: шахматы вызывают дурное чувство к противнику».
Во время самой партии Л.Н. сказал: «Помогай бог относиться кротко. Вот у меня сестра монахиня, а я все-таки скажу, какое это ужасное зло— церковно-религиозный обман: хуже виселиц и тюрьмы» (там же).
Другой раз во время партии в шахматы Л.Н. сказал:
«Играя в шахматы да и вообще во всякую игру, приятно выигрывать, и это нехорошо; но я люблю шахматы потому, что это хороший отдых: они заставляют работать головой, но как-то очень своеобразно и однообразно. Ни воображением, ни какой другой стороной не занят, и поэтому голова отдыхает. Я очень утомился последнее время» (там же).
На вопрос, не думает ли он писать художественное произведение (1909 г.) Л.Н. ответил:
«Нет, очень думал. И кажется мог бы осветить много с новой стороны, но с точки зрения нравоучения, а мне как-то за последнее время особенно уяснялись большие линии характеров, не то что Плюшкин и Собакевич — это более внешние мелкие подразделения, — а мне как-то уяснялись целые категории характеров. Как в шахматы, всякая фигура имеет свои, только ей свойственные способы ходов, так мне уяснились таких восемь или десять разнообразных человеческих характеров» (там же).
Как-то Л.Н. заметил: «У Паскаля сказано — это я себя хочу похвалить — «чем умнее человек, тем больше различных характеров он видит». Это как в шахматы: хороший игрок видит все разнообразие партий, а плохому кажется, что все они одинаковы» (там же).
Л.Н. зашел в «ремингтонную»...
«Что, Лев Николаевич?
«— Ничего, — сказал Л. Н., — и улыбнулся. Как хорошо жить в настоящем... Помнить только о том, что ты должен сделать в настоящую минуту. Перестать думать о будущем...
«— Я даже хочу совсем игры оставить поэтому, — продолжал Л.Н.» — Какие игры?
«— Карты (Л.Н. любил иногда сыграть в винт), шахматы...» — Почему?
«— Потому, что в них тоже присутствует забота о будущем: как пойдет игра...
«;— Но ведь это заглядывание в недалекое будущее, почти один момент.
«;— Это воспитывает хорошо. Отучает от привычки заботиться о будущем. Очень хорошее воспитание. Это я и вам рекомендую» (Дневник секретаря Толстого В.Ф. Булгакова).
Илья Накашидзе в статье «Три письма Толстого» («Русская мысль» за 1913 год) пишет:
«Помню, как однажды после игры в шахматы с кем-то из гостей, Лев Николаевич вышел к нам в зал, в глубокой задумчивости, прошелся несколько раз по комнате и затем, остановившись перед нами, с глазами, точно устремленными внутрь себя, сказал «Знаете что? — в шахматной игре очень важно помнить, что вся ее сущность не в каких-либо резких выступлениях, в неожиданных и рискованных ходах, а в том расчете, чтобы все это сложное сочетание фигур медленно и без скачков двигалось вперед».
В шахматной прессе в разное время помещались заметки о Толстом — шахматисте, но в большинстве случаев не совсем удачные. См. например, «Шахматный журнал» № 8 за 1897 год.
Автор вышедшего в 1913 году «Руководства к изучению шахматной игры» А.Е. Прик тоже поместил довольно странные сведения о Л.Н. Толстом — шахматисте:
«Толстой, Лев Николаевич, граф, знаменитый романист-художник и глубокий мыслитель (род. в 1828 г. в родовом имении сельце Ясной Поляне, Тульской губ., умер в 1910 г.). Автор «Войны и мира» и массы других литературно-художественных, а также и философских произведений, приобретших мировую известность.
Толстой был большой любитель шахматной игры, но будучи несильным игроком, никогда ни в каких турнирах не выступал и не играл по переписке, довольствуясь легкими партиями с близкими ему лицами. Играл в шахматы охотно и долго. Мог просидеть за шахматным столиком целый вечер, сыграв не более 3 партий. Все члены его семьи также играют в шахматы».
В этой заметке прежде всего поражает категорическое утверждение автора руководства, что Толстой был несильным игроком; как мы знаем, Толстой, в особенности в последние годы своей жизни, играл для любителя очень и очень неплохо. Крайне наивно и замечание, что «будучи несильным игроком, он ни в каких турнирах не выступал и не играл по переписке, довольствуясь (?) легкими партиями». Автору, по-видимому, не пришло в голову, что для шахматиста, а тем более для Льва Толстого не обязательно принимать участие в турнирах или играть по переписке.
Силу игры Л.Н. характеризует хотя бы тот факт, что автор известного руководства Минквиц, в качестве примера хорошо проведенной атаки в гамбите Сальвио, приводит партию Л.Н., игранную в 1908 году. На основании этой партии Минквиц замечает, что «Лев Толстой до глубокой старости оставался сильным шахматистом».
Вот эта партия с примечаниями Минквица.
Лев Толстой — Моод
1. е2-е4 е7-е5 2. f2-f4 е5:f4 3. Kg1-f3 g7-g5 4. Cf1-c4 g5-g4 5. Kf3-e5 Фd8-h4+ 6. Kpe1-fl d7-d5 (лучше было ходом f4-f3 свести игру к гамбиту Кохрэна; сильнее и 6... Кc6) 7. Cc4:d5 f4-f3 8. g2:f3 Фh4-h3+ 9. Kpf1-e1 (плохо было бы 9. Kpg1 в виду 9... gf 10. K:f3 Cc5+ 11. d4 Cg4) 9... g4-g3 10. d2-d4 g3-g2 11. Лh1-g1 Фh3-h4+ (на Ф:h2 последовало бы СеЗ) 12. Kpe1-е2 Kg8-h6 13. Лg1:g2 с7-с6 14. Cc1:h6! с6:d5 15. Ch6:f8 Кре8:f8 16. Фd1-e1 Фh4-e7 (Размен ферзями был бы, конечно, к выгоде белых, потому что у них две лишних пешки) 17. Кb1-cЗ f7-f6 18. Kc3:d5 Фе7-d6 19. Фе1-g3. Черные сдались.
Автор: А. Новиков
Источник: 64 Шахматы и шашки в рабочем клубе, #17, 1928